Во-вторых, чаще всего его фамилию даже и не упоминают в связи с трагическими событиями в Петербурге, ограничиваясь лишь указанием должности — вот был тогда министр внутренних дел, и он тоже причастен к расстрелу (кстати, к тому моменту в Российской империи, лишенной такой должности как премьер-министр, именно глава МВД играл первую скрипку в кабинете министров). И, в-третьих, многие его здравые идеи воплощали уже после революции 1905 года. Делали это другие люди, тот же Столыпин, так что слава и почет достались им. Но заслуживает ли Святополк-Мирский печальной участи стоять в одном ряду с Дмитрием Федоровичем Треповым или, скажем, Николаем Алексеевичем Маклаковым, эдакими жупелами для либералов? Чтобы ответить на этот вопрос, надо восстановить некоторые события конца 1904-1905 годов.

Итак, конец 1904-го, у восточных границ Российской империи бушует война с Японией. Уже пал Порт-Артур, меньше полугода остается до катастрофы в Цусимском проливе. В стране и без этого назревает недовольство. Но новая мобилизация только подливает масла в огонь. В октябре - ноябре кое-где уже в открытую призывники отказываются идти на фронт. Беспорядки в университетах. Вдобавок ко всему этому либералы разворачивают «банкетную кампанию». С ноября в крупных городах проводятся банкеты и другие торжественные обеды, формально — по случаю 40-летия судебных уставов. По сути, собравшиеся требуют реформ. В декабре в Батуме рабочие на демонстрации вывесили три красных флага и разбрасывали листовки с призывами к революции. Неспокойно в Прибалтике и Польше. Причем, подняли голову не только сторонники реформ, но и противники. Попытки министра внутренних дел Петра Святополк-Мирского всего лишь за пару месяцев добиться хоть какого-то прогресса в вопросе учреждения законодательного органа с минимумом полномочий и гарантировать основные права и свободы, проваливались одна за другой. Бедного министра в открытую костерили в лагере консерваторов. И вот на фоне этого кипящего бульона с закрытой крышкой происходит непоправимое.

Конец декабря. На Путиловском заводе уволены несколько рабочих. Все они - члены «Собрания русских фабрично-заводских рабочих» попа Георгия Гапона. Одна из фатальных ошибок Мирского заключалась в том, что после прихода в МВД летом 1904 года он не обратил должного внимания на деятельность последователей Зубатова. Самого основателя легальных рабочих организаций к тому времени уже год как уволили из министерства. А князь ослабил контроль. Меж тем активность либералов осенью подтолкнула и рабочих из гапоновского кружка включиться в политическую борьбу. Идет закономерное «полевение» легальных рабочих кружков. Дальше — больше. Рабочие стали присоединяться к банкетным кампаниям, либералы, в свою очередь, приходили на заседания кружков. Гапону, который стремился удержать «Собрание» под контролем, приходилось поддерживать общее направление. На этом фоне члены кружка приняли решение идти с петицией к царю.

Гапон накануне шествия явился к министру юстиции Николаю Муравьеву для переговоров. Муравьев отослал Гапона к Святополк-Мирскому. Министр внутренних дел, по воспоминаниям жандармского офицера Александра Спиридовича, «не принял его совсем и, как объяснил одному из своих подчиненных, не принял потому, что не умеет разговаривать с ними». Эту ошибку, как утверждает тот же Спиридович, очень быстро понял один только директор Департамента полиции Алексей Лопухин. Лопухин, кстати, был одним из деятельных помощников министра и помогал готовить предложения о реформировании политической жизни страны. Впрочем, сам Святополк-Мирский к концу года уже находился, как это принято говорить, «в подвешенном состоянии». В середине декабря он подал в отставку. Николай II под влиянием своего дяди, московского генерал-губернатора Сергея Александровича, из-за интриг главы кабинета министров Сергея Витте, так и не решился на реформы и не стал вводить в стране пусть и условное, но представительство всех сословий в законодательном органе. Святополк-Мирский таким образом продемонстрировал свое несогласие с этой политикой. Но, что интересно, на рапорт об отставке царь ответил, что отпустить князя сейчас он не может, так как нет ему замены, но не дальше как через месяц он это сделает.

А в Петербурге тем временем набирала обороты забастовка. Встал Путиловский завод. Затем остальные. Число бастующих предприятий росло как снежный ком. За несколько дней до трагедии правительство принялось направлять на жизненно важные объекты войска. Князь Святополк-Мирский оказался в трудном положении: почти уже и не министр, он был вынужден оставаться на посту и что-то делать. А действовать требовалось жестко, к чему князь и раньше-то был не расположен.

Еще в декабре в Москве произошли беспорядки, в подавлении которых московская полиция участвовала достаточно-таки вяло. Как писала супруга министра, княгиня Екатерина Святополк-Мирская, не обошлось здесь и без некоторого саботажа со стороны московских властей в пику главе МВД.

А в начале 1905 года, покинули свои посты московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, и московский обер-полицмейстер Трепов. Свой уход они обставили как протест в связи с политикой министра внутренних дел. За 6 дней до Кровавого воскресенья Николай II шлет Святополк-Мирскому гневное письмо. Император требует навести порядок в стране, воспрепятствовать собраниям и сходкам, и грозит, что бездействие будет считаться преступным попустительством. 4 января (здесь и далее даты по старому стилю) князь уже в четвертый раз подает в отставку. 5 января во время встречи с ним Николай II открыто высказывается за введение военного положения, чего министр опасался. 6 января стало известно о готовящемся в воскресенье шествии рабочих к государю. Уже 7 января, как писали позже исследователи, «страх овладел и Мирским, и министром юстиции Н.В. Муравьевым, и самим царем»(Ганелин Р.Ш. Канун «кровавого воскресенья»// Вопросы истории. 1980. №1. С.34). Глава МВД, однако, все еще сомневается относительно введения военного положения. По сути это означает полный крах всех его трудов (амнистия политическим заключенным, свобода собраний и ряд других мер). А тем временем, император, зная о том, что к нему собирается идти внушительная делегация рабочих, уезжает в Царское Село. За день до трагедии, 8-го января, Святополк-Мирский едет добиваться отмены указа о переводе Санкт-Петербурга на военное положение. Николай II лишь согласился пока не объявлять его.

Вечером того же дня на квартире Мирских состоялось совещание представителей городских властей с министром. В итоге было решено не допускать демонстрацию к Зимнему дворцу, но и не применять силы без крайней необходимости. Полиции приказано сообщит рабочим, что император уехал в Гатчину. Казалось, что это остановит толпу, никакого скопления на площади Зимнего Дворца не произойдет», не потребуется арестовывать Гапона. Между тем делегация деятелей культуры во главе с Максимом Горьким пытается в тот же день пробиться на прием к министру. Но так и не добившись аудиенции, отправляется к Витте. Деятели культуры со своей стороны пытались убедить главу МВД не применять оружия против рабочих, т.к. вся демонстрация имела мирные цели. Что произошло дальше — знаем еще со школы.

Расстрел армейскими частями мирной демонстрации угнетающе подействовало на министра. Его супруга писала в дневнике, что спустя неделю после событий Святопол-мирский «все подвергает свои действия критике, но все-таки приходит к заключению, что иначе действовать не мог; что какая бы толпа мирная ни была, нельзя давать скопляться в одном месте в городе такому количеству народа (150 тысяч)». Уж 12-го января в Петербурге новый генерал-губернатор Дмитрий Трепов (тот самый, что требовал «патронов не жалеть»). По его инициативе группа представителей петербургских рабочих разных фабрик и заводов» все-таки встретилась с императором. Но цепная реакция была запущена и позже власти пойдут на большие уступки, чем те, что предлагал князь Мирский.

Так, на ком же все-таки в первую очередь лежит вина за кровь рабочих в тот январский день? Витте объяснял произошедшее слабостью петербургского градоначальника (то есть начальника ГУВД в современной трактовке) Ивана Фуллона. Он считал, что князь Святополк-Мирский показал себя слабым, доверившимся человеку еще более слабому, нежели он. Княгиня Святополк-Мирская замечала, что «государь лично сумел ошельмовать П[етра Дмитриевича], выждал минуту, когда мог со скандалом отпустить. Боялся популярности, а теперь думает, что все упрекают его за 9-е, и по шапке без благодарности, без Государственного совета, как мошенника,... и вдобавку без гроша содержания». Витте со свойственным ему лукавством добавлял, что никто не обвинял бывшего министра внутренних дел в произошедшем, кроме черносотенных газет. Что бы случилось, останься император в Петербурге. Наверняка, такое же побоище. Николай II отбросил проект реформ, в том числе земельной и в фабричном законодательстве, который ему предлагали за месяц до революции. После действия Зимнего дворца напоминали тушение лесного пожара кружкой воды.

Автор - Яков Широков